Сегодня язык нужен миллионам, и с этим масштабом школа не справляется, говорит Игорь Шехтер, член-корреспондент Академии гуманитарных исследований, автор теории эмоционально-смыслового подхода к освоению чужих языков, автор и редактор многих учебников и пособий для школ и академий. Прошел Великую Отечественную войну. Окончил институт имени Мориса Тореза, там же работал, выпустив два десятка поколений переводчиков. В шестидесятых годах был научным руководителем Центрального кабинета методов обучения языкам СССР, где и пришел к выводу, что преподавание языков зашло в тупик, причем во всем мире.
С 1994 года руководит авторской школой в Москве… Три месяца длится курс… В авторской школе Шехтера учились М.Таривердиев, П.Чухрай, В.Войнович, академик А.Мигдал и целый отряд советских космонавтов.
В «образовательном меню» школы Шехтера — 15 языков, включая хинди и японский. Слушатели начинают говорить на любом из них через месяц, а читают на 10-й день. Особенностью метода является тот факт, что говорящий пользуется новым языком как родным, то есть продолжает жить со своим «я», но уже на чужом диалекте.
…Новый министр общего и профессионального образования Владимир Филиппов, как сообщила на днях одна из газет, в совершенстве владеет английским и французским. Что, заметим, выгодно отличает его от предшественников. Но даже он наверняка не знает, что относится к числу всего одного процента россиян-счастливцев, которым, согласно вполне официальным данным, доступна такая роскошь человеческого общения. А если и узнает, вряд ли сможет что-то изменить. Почему? Да потому, что самая мощная в мире и эффективная система обучения второму языку (автор которой — звезда первой величины на педагогическом небосклоне профессор Игорь Шехтер) напрочь отвергает все дежурные приметы школьного образования в виде отметок, домашних заданий, экзаменов, постылой зубрежки и т.п…
— Совершенно справедливая мысль, — говорит Игорь Юрьевич — Классно-урочную систему я у себя сломал. Наши «ученики» (вполне взрослые дяди и тети, записавшиеся в школу Шехтера не от хорошей жизни, как вы понимаете) сидят не за партами, а в креслах, расставленных уютным кружком, слушают музыку, пьют чай, разыгрывают этюды-импровизации, защищают фантастические проекты. В общем, весело творят свою речь, и каждый чувствует себя самим собой, потому наверно и не замечает, что давным-давно говорит на английском или французском…
— Игорь Юрьевич, по дороге к вам невольно заглянул в книжку, которую читала соседка в метро. Представьте, это оказался учебник английского. Мой взгляд упал на фразу, от которой внутри похолодело: «Лексико-грамматические упражнения». Скажите, человек что-то теряет, годами усваивая все эти упражнения, задания, правила, словарные минимумы?
— Он теряет себя.
— На пять процентов, на двадцать, на пятьдесят?
— На сто.
— Почему?
— Да потому, что усваивая всю эту дребедень, он не живет как человек, как личность ни секунды. Для учителя он — автомат, живой архив, куда запихивают килограммы слов, тюлень, которого дрессируют как в цирке. Заметьте: по одной методе, и задание — одно для миллионов. И все дружно, по команде повторяют: «Стол стоит», «Окно открыто», «Летом мы отдыхаем, а зимой много снега». Чушь! Бедный homo sapiens! Мы произносим все это, чтобы выполнить учебную задачу, а вовсе не потому, что нечто побуждает нас это сказать, прямо сейчас и именно в этих словах. Я называю это немотивированной речью. А любой психиатр вам подтвердит, что немотивированная речь — это признак начала шизофрении. Только больные так говорят. Я же не устаю повторять, что речь — явление личностное. Это часть моего бытия, а не просто средство общения… Я считаю, что язык вообще не надо изучать, а надо развивать в себе. То есть задача педагога — сделать так, чтобы чужой язык стал для говорящего своим. Чтобы он себя выплескивал и выражал на нем, как личность… Вы знаете, в чем заключается идущий со школы страх людей перед чужим языком, где сидят его корни? Это прежде всего боязнь утраты самого себя. Любой нормальный человек боится потерять свое лицо, свое «я» (особенно в чуждой, иноязычной среде), потому что на другом языке он его не имеет, а без лица человек не существует… Слова, оторванные от человека, не действуют, мертвы. Вот почему у нас на занятиях, напротив, радостно учатся: слушатели живут во время обучения. В школе же их учат грамотно молчать или, как попугаев, повторять чужие, всем надоевшие прописи. А я говорю: нельзя убивать личность, потому что только личность говорит. Когда мы говорим, это в нас говорит наше «я», и мы не знаем заранее, что и в каких словах произнесем — это бессознательный процесс.
— Хорошо. А что же сотни других так называемых коммерческих курсов, та же Илона Давыдова с ее кассетами в ГУМе или Галина Китайгородская с ее мячами и кроссвордами? Там разве учат не по альтернативным технологиям?
— Увы, на любых такого рода курсах преобладает, как правило, интенсивный вариант «традиции», но, правда, приспособленный ко времени: с притопами, прихлопами и прочими цирковыми выкрутасами. Уже было, кстати, коллективное письмо ученых РАН, обосновавших как дважды два в одной из газет, что методика Давыдовой — это сплошная халтура и надувательство. А люди все равно клюют: в газете-то написано, что этому методу якобы нет альтернативы… К счастью, уже пятый год работает кафедра эмоционально-смыслового обучения языкам под моим руководством.